Вокруг фильма американского режиссера Абеля Феррары «Добро пожаловать в Нью-Йорк» («Welcome to New York»), одной из самых интересных картин уходящего года, сложился своеобразный заговор молчания.
Кино: из жизни животных
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Сначала это кино не взяли на Каннский кинофестиваль, хотя по всем параметрам вроде должны были взять – Абель Феррара лицо в кинематографе не последнее, а фильм сам по себе политически актуален и эстетически хорош.
Затем не сложился прокат: во Франции, на которую продюсеры надеялись (для ленты с Жераром Депардье в главной роли это естественный рынок, несмотря на все скандалы вокруг актера), «Добро пожаловать в Нью-Йорк» не взялась показывать ни одна киносеть, более того, пресса республики единодушно замолчала само существование фильма. В результате премьера состоялась в Интернете в формате VOD – Video On Demand, «Видео по требованию».
Объясняется этот заговор просто: образ главного героя фильма, француза Деверо, в мельчайших деталях списан с Доминика Стросс-Кана – французского политика, социалиста, бывшего главы Международного валютного фонда (МВФ) и бывшего кандидата на пост президента Франции. В обоих случаях слово «бывший» появилось после того, как 15 мая 2011 года Стросс-Кана арестовали в аэропорту Нью-Йорка по подозрению в изнасиловании горничной гостиницы, где он останавливался. Громкое дело превратило Стросс-Кана в политический труп и, хотя в конечном итоге политика оправдали, стоило ему работы и брака.
С утробным рыком
Более того, жена Деверо в фильме очень похожа на Анн Синклер, третью (и тоже уже бывшую) супругу Доминика Стросс-Кана. Мадам Синклер – популярная журналистка и обладательница огромного состояния, унаследованного от деда, Пауля Розенберга, французского еврея, торговавшего картинами, – усмотрела в «Добро пожаловать в Нью-Йорк» антисемитизм. Стросс-Кан намерен подать на Абеля Феррару в суд за клевету. Скорее всего, кинопрокатчики решили не связываться с фильмом, который уже в процессе съемок попал в эпицентр скандала. Продюсер Венсан Мараваль уверен, что на прокатчиков надавили сверху – и что негласный запрет на фильм наложили «элита, политики, СМИ, связанные в этой стране (во Франции – прим. Н.К.) инцестуальными отношениями».
В Эстонии фильм показывают в кинотеатрах, и оценить его скандальность может каждый. Лучше, конечно, воздержаться от показа «Добро пожаловать в Нью-Йорк» детям – эротических сцен там в достатке, и сцены эти более чем откровенны. Впрочем, от Феррары, начинавшего карьеру со съемок порнофильма и славящегося тем, что в каждом его фильме есть сцена изнасилования, ждать иного было бы странно. Но, разумеется, картина эта – вовсе не про оргии как таковые. Да и из Жерара Депардье с его телесами герой-любовник, как все мы понимаем, тот еще. Скорее это лента о жизни животных. К слову, журналистка Тристан Банон, которая в 2011 году, после происшествия в нью-йоркском отеле, также обвинила Стросс-Кана в попытке изнасилования, позже написала книгу, где назвала его «бабуином» и «свиньей». Эпизод с неудавшимся изнасилованием журналистки, конечно, тоже вошел в фильм.
Политик Деверо – животное. Еще он глава могущественной международной финансовой организации, муж известной филантропистки, отец прекрасной дочери, но прежде всего – животное, которое везде и всюду удовлетворяет ненасытную похоть. Про таких говорят «трахает все, что движется». С утробным рыком Деверо набрасывается на проституток и буквально в каждой проходящей мимо женщине видит тело, которое можно и нужно затащить в постель. Как правило, постель происходит по взаимному согласию, но с чернокожей горничной в отеле выходит промашка: Деверо пытается взять ее буквально с наскока, уверенный в собственной маскулинной неотразимости, но женщина с плачем убегает прочь. А Деверо как ни в чем не бывало едет в аэропорт, будучи, опять же, свято уверен в том, что никто к нему по такой мелочи не придерется.
Лицемерие капитализма
Американская полиция другого мнения. Француза арестовывают, заковывают в наручники, бросают в камеру с какими-то местными бандитами, унижают, заставляя раздеться догола. В этой сцене поневоле дивишься тому, как все недостатки, скажем так, фигуры Жерара Депардье обращаются в достоинства фильма – Стросс-Кан ведь еще безобразнее, и контраст между тем, как мужчина видит себя, и тем, как он, голый, выглядит на самом деле, объясняет многое. Деверо держат сначала в камере, потом под домашним арестом. Жена Деверо (Жаклин Биссе), срочно прилетевшая в Нью-Йорк, в шоке. Она искренне любит мужа, оттого и прощает ему давний сексоголизм, а вот с потерей собственной репутации ей смириться куда труднее. Супруга ведь рассчитывала на то, что Деверо вот-вот станет президентом Франции и ее филантропические возможности расширятся. А тут такой облом. И все из-за этого животного...
Вот и вся интрига. Углядеть в этом фильме антисемитизм можно только под микроскопом – да, жена Деверо еврейка, и что с того? С самим Деверо все сложнее. Проблема в том, что суд США его именно что оправдал – и не потому, что хотел обелить: в ходе расследования выяснилось, что горничная не говорит всей правды, что попытки изнасилования, скорее всего, не было, а была, наоборот, попытка подставить французского политика перед выборами. Стросс-Кан свою связь с горничной признал, но утверждал, что насилие ему чуждо. То же самое утверждали некоторые его бывшие любовницы. И хотя со свечой в том гостиничном номере никто не стоял, косвенные улики говорят в пользу Стросс-Кана. Бабник – безусловно. Приставучий – наверное. Насильник – не похоже.
Абель Феррара опальному политику не верит, но, с другой стороны, насилие как таковое режиссера интересует в последнюю очередь. Разница между принуждением к сексу насильно и «по согласию», но за деньги, для Феррары минимальна: в последнем случае мужчина еще и лицемерит. И более того: Деверо понимает, что был искателем удовольствий не всегда – в молодости он горел мечтой изменить мир, но «постиг печальную истину: мир не хочет меняться, никто не хочет меняться». Так социалист превратился в топ-менеджера капиталистической системы (а что такое капитализм, если не глобальное изнасилование власть имущими власть неимущих?); так приличный человек стал животным. Деверо прогнулся под изменчивый мир, нашел место потеплее, расстался с идеалами. Беда в том, что человек – это животное с идеалами. И наоборот: человек без идеалов – всего лишь скот.