Если мы действительно в следующие двадцать лет каждый год станем принимать по 1000 переселенцев cо всеми чадами и домочадцами, то уже через поколение эмигранты составят чуть меньше двух процентов населения Эстонии, пишет советник Госканцелярии Ильмар Рааг.
Кажется, уже все сказано. Но складывается впечатление, что мы имеем дело с дискуссией, когда кулаками после драки продолжают махать с еще большим пылом. Да, конечно, разнообразие мнений характерно для демократии, но у людей не должно складываться впечатления, что по ним проехались дорожным катком. И не важно, как называется этот каток. Я считаю, что в развернувшейся дискуссии вместо того, чтобы неопределенно предостерегать, следует назвать вещи своими именами и озвучить реальные предложения на будущее. Мы должны смотреть в перспективу хотя бы одного поколения.
Давайте проанализируем ситуацию. Во-первых, мы видим, что в нынешней дискуссии, в ходе которой высказываются полярные мнения, слишком мало внимания уделяется компромиссам. В правительственной коммуникации, к которой имеет отношение и автор этих строк, постоянно встречается выражение «помочь в пределах возможностей», но эти возможности четко не прописаны, т.к. отсутствует ясная картина. Между тем общественное мнение настойчиво требует решений, несмотря на отсутствие тщательного анализа и продолжающиеся переговоры. С тянущимся как жвачка выражением «в пределах возможностей» противоборствующим сторонам делать нечего. Вынужден признать это с определенной долей самокритичности.
В выступлениях, авторы которых возражают против приема иммигрантов, прослеживается динамика, опирающаяся на слухи и конспирологические теории. Например, из-за затеянного в домах престарелых ремонта в некоторых самоуправлениях Эстонии пошли слухи, что это делается из-за переселенцев, а неправильное прочтение некоторых бюрократических документов породило разговоры о том, что «правительство решило принять больше беженцев, чем говорят общественности».
Иные ложные утверждения, распространяясь с удивительной быстротой, начинают жить самостоятельной жизнью, и их уже невозможно опровергнуть фактами. Мы знаем, что слухи порождают страх и неизвестность.
В рассуждениях, направленных против приема мигрантов, порой содержится рациональное зерно. То, что миграцию сопровождает социальная напряженность, это факт. Даже если в одной части уравнения окажется, к примеру, что иммигранты укрепляют экономику, то в другой части останется бочка с порохом, в которой соединятся страхи по поводу утраты идентичности, ксенофобия и, как результат, замкнутость, геттоизация, радикализация и т.д.
Чем хуже общество справится с задачей сделать из иммигрантов сограждан, тем выше вероятность того, что в среде отторгнутых будет расти преступность и сами переселенцы будут большой обузой для системы социального обеспечения. Следующим витком спирали является медаль, на одной стороне которой Брейвик и ку-клукс-клан, на другой – беспорядки в лондонском районе Тоттенхем в 2011 году или поджоги автомобилей в пригородах Парижа в 2005 году. Неужели это неизбежная цена экономического роста и глобализации?
Проблема в том, что альтернатива тоже не без изъяна. Наиболее апологетически это объяснил, как известно, профессор Рейн Таагепера: «Уже 24 года рождаемость в Эстонии ниже уровня воспроизводства населения (для замещения поколений необходимо, чтобы рождалось 22 000 человек в год). После восстановления независимости рождаемость была в пределах 12 000-16 000 человек в год. При сохранении этой тенденции нации может грозить вымирание, если не принимать 6000 мигрантов в год». Таагепера сказал это, используя оставляющее надежду условное наклонение, хотя в данном случае вполне уместно повелительное наклонение.
17 июня Госконтроль сообщил, что в ближайшие пять лет количество трудоспособного населения Эстонии сократится примерно на 50 000 человек и составит к 2040 году 165 000 человек. К 2020 году количество лиц в возрасте 65 лет и старше увеличится на 24 000 человек и к 2040 году больше чем на 88 000 человек.
На сегодняшний день сокращение численности коренного населения – это факт. Мы не можем больше рассчитывать на то, что детское пособие, оказавшее определенное воздействие на рождаемость, решит все проблемы. Это – fait accompli – свершившийся факт, не позволяющий нам даже спокойно вымирать как богатое национальное государство, ведя жизнь счастливого пенсионера-богача. Не является ли непризнание этого факта великолепным самообманом?
Вполне вероятен и прогноз
Ээрика-Нийлеса Кросса по поводу «провинциализации», ведь мировой опыт свидетельствует о том, что если какой-то регион начинает катиться по наклонной плоскости, то неблагоприятные обстоятельства нарастают. Нависший над нами риск вымирания вовсе не способствует проявлению лучших качеств, а скорее поощряет провинциальную мелочность, которая в свою очередь провоцирует эмиграцию.
Из страны с небольшими возможностями молодежь стремится за границу точно так же, как сейчас молодежь из сельских регионов уезжает в Таллинн. Молодые люди уезжают вовсе не для того, чтобы обосноваться в расовой чистой стране, этот аргумент вообще не имеет для них значения.
Что объединяет эти два подхода? Пессимизм и стратегия страха. Но самое главное заключается в том, что ни один из них не опирается на реалистичное видение будущего. На нечто, что начиналось бы с осознания того, что культура постоянно меняется, и эстонская культура меняется независимо от нас. Я уже отметил, что выступления, направленные против мигрантов, основаны на порожденных незнанием многочисленных слухах, что объясняется отсутствием общественного договора, касающегося народонаселения. Незнание всегда рисует более страшную картину, чем знание (фильмы ужасов тем и притягательны, что зритель никогда не знает, как будут развиваться события).
Но знание вовсе не означает, что впереди нас ждет безмятежное будущее – перед нами стоит необходимость принять решение в ситуации, когда мы знаем, что любой вариант имеет свои минусы.
Почему бы нам не договориться о том, что далеко не все наши мечты исполнились? Что не все девочки стали балеринами и моделями, а мальчики гонщиками «Формулы-1». Но все мы имеем возможность жить и любить. Что мы станем делать, когда договоримся, что летом идет дождь? Что будет, если поставить крест на целях, к которым мы шли двадцать лет? Мы уже знаем прогнозы по поводу численности населения Эстонии. Мы знаем, что нам нужны рабочие руки, и знаем, что наши возможности интеграции ограничены.
Для начала займемся небольшим провокационным подсчетом. Если в следующие двадцать лет Эстония действительно будет каждый год принимать 1000 мигрантов, включая чад и домочадцев, то спустя поколение, т.е. через 20 лет, их будет 20 000 человек или чуть меньше двух процентов народонаселения. Образно говоря, в двух из трех параллельных классов школы будет учиться один темнокожий ученик. Демографы утверждают, что этого недостаточно, чтобы компенсировать потери в численности населения. Тогда, возможно, нам стоит договориться о том, чтобы через двадцать лет мигранты составляли четыре процента населения страны? Или, наоборот, демократическое большинство решит, что наиболее приемлемый для нас вариант – продолжать вымирать, варясь, так сказать, в собственном соку?
Данная статья не предлагает конкретное решение, но смею полагать, что долгосрочный государственный план, который будет принят после дискуссий и обсуждения возможных шагов, лучше, чем порожденная незнанием истерия в отношении будущего.
Такой демократически узаконенный план важен еще и потому, что интеграция мигрантов в окончательном виде возможна только в том случае, если этого будет хотеть большинство населения. Если мигрантов примут только как проект элиты, это спровоцирует нетерпимость коренного населения и соответствующую реакцию у мигрантов. В этом случае можно не сомневаться в провале интеграции. Главное – перестать обманывать себя и идти вперед, поняв, какой реальный выбор стоит перед нами.