Чему нас научили террористы (2)

Елена Скульская
Copy
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Елена Скульская
Елена Скульская Фото: Тайро Луттер

Когда вокруг раздается беспорядочная стрельба, взрывы происходят в непредсказуемых местах и гибнут случайные, произвольно взятые люди, то инстинкт самосохранения и самоуспокоения подсказывает обывателю, что во всей этой смертной невнятице следует найти и утвердить какое-то разумное начало. 

Ему, обывателю, хочется провести самостоятельную селекцию, разделить людей на более ценных и менее ценных, и себя, разумеется, отнести к первым. И еще: в нервной неразберихе убийств не следует более сдерживаться и вести себя прилично – хамить разрешается!

Отряд хамелеонов

Резко и на глазах изменился стиль поведения людей, связанных с культурой. Один известный музыкальный критик, анонсируя новую радиопередачу, подчеркивает, что не хочет ее делать для пенсионеров, «отживших свое». Это, фактически, с детства въевшаяся в память цитата из «Тамани» Лермонтова, где контрабандист велит передать старухе: «Что, дескать, пора умирать, зажилась, надо знать и честь».

Другой – бывший деятель бывшей советской культуры, активно замелькавший вновь в театральных кругах, недавно объяснял мне, что КГБ был милой, доброй, душевной организацией, помогавшей людям. Более того, с ним всегда можно было договориться: скажем, хотят кого-то арестовать за антисоветскую деятельность, похлопочешь за родного-то человечка, и соглашаются работники славного КГБ упечь его в психушку, а не в тюрьму, да еще попутно от алкоголизма вылечат так, что он сам первый счастлив и будет.

Третий – театральный критик оповещает общественность о том, что гений не должен подчиняться общепринятым законам, счет ему предъявляется совсем иной. И опять же это – зазубренная еще в школе цитата из Достоевского, из «Преступления и наказания», где Родион Раскольников думает: «Тварь я дрожащая или право имею?»

Толстой на станции Тапа

Заступиться в такой момент за беззащитного человека, да еще с помощью Льва Толстого, да еще талантливо, вдохновенно и ярко – дело бесконечно благородное и достойное. Спектакль «Алексей Каренин», поставленный на станции Тапа по пьесе Василия Сигарева Алексеем Песеговым, – выдающееся не только театральное, но и человеческое событие.

Театр R.A.A.A.M., возглавляемый Мяртом Меосом, побуждает стать сначала пассажиром поезда (без железной дороги «Анну Каренину» вообразить невозможно), сойти на маленькой станции, и прямо в здании старенького облезлого вокзала, в «паровозном» дыму столкнуть с жалким, потерянным, преданным всеми Алексеем Карениным, который виноват только в том, что он старше своей жены на двадцать лет, что худо подстрижен – торчат уши, что неловок в движениях, что готов простить неверную жену по первому ее требованию, лишь бы только его не бросали, не оставляли одного на этом полустанке, в этом холоде и безучастности.

Состарившийся человек смешон уже своей шаркающей походкой и чуть согнутыми коленями, и никто не хочет разглядывать благородные черты его лица, разве что не по возрасту и комплекции страстная дама Лидия Ивановна. Комическая и сатирическая линия в спектакле всё нарастает и нарастает: над Карениным издевается Анна, издевается врач, назойливо интересующийся его мужской состоятельностью, адвокат, жадно приникающий к интимным письмам, маленький сын Сережа… Собственно, эта заброшенная станция, фактически, – особый дом престарелых. Алексей Каренин оставлен на произвол судьбы с двумя детьми – дочка Анны от Вронского тоже с ним. Старики и дети – самая беззащитная часть населения. И Каренин не понимает, за что наказан, за что обездолен, за что выброшен из жизни…

На старом вокзале организован станционный буфет, а после спектакля вы садитесь в современный уютный поезд с мягкими сиденьями и уже через час оказываетесь в Таллинне, но мысль о высмеянном и брошенном Алексее Александровиче не покидает вас долго в домашнем уюте.

Впрочем, уют в центре Таллинна более чем относителен, о чем просто уже неловко напоминать. На улице Виру идет ремонт, а потому все так называемые музыканты перекочевали на улицу Харью и терроризируют жителей окрестных домов с утра до вечера. Мы собрали 77 подписей и ходим по инстанциям с просьбой избавить нас от пыток безголосыми певцами, барабанами и усилителями. (Кстати, оказывается, есть специальная служба, выдающая лицензии на музицирование на улицах. Сотрудники этой службы совершенно даром едят свой хлеб, поскольку есть у музыканта лицензия или нет, никого не интересует, зато несколько чиновников получают ни за что ни про что зарплату!)

Никто, кроме Павла Бойцова – руководителя Кесклиннаского отделения муниципальной полиции, –  на наши воззвания, письма и телефонные звонки не реагирует. К кому бы мы ни обращались, всё спускается именно к Павлу Бойцову, который один и лично пытается навести порядок, но голос его тонет в барабанном бое. Попытка же подойти к бьющему в бубен и объяснить, что он не дает житья, заканчивается чаще всего поношениями в твой адрес при полнейшей поддержке моментально образующейся толпы. И чем беспомощней и беззащитней ты сам, тем громче на тебя орут и тем жарче тебя проклинают.

Что бывает после смерти?

Мне кажется, что нынешняя тревожная жизнь побуждает как можно скорее забыть о тех, кто из нее уже все равно ушел. Я думаю о Валли Лембер-Богаткиной, которая более семидесяти лет прославляла искусство Эстонии своими работами. Свою первую награду она получала из рук президента Пятса… Ее влажные, нежные, дышащие радостью и тревогой акварели запечатлели природу почти всего земного шара; ее портреты, заглядывающие в души героев, показали лица представителей народов всего мира. Ее личная судьба связала воедино несколько стран: она любила российского художника Владимира Богаткина, они вырастили двоих замечательных сыновей. Романтическая история связала ее с Англией, куда она летала уже спустя много лет после смерти мужа, поскольку ее разыскала художница итальянского происхождения, которая в ранней юности тоже была влюблена в Богаткина.

Удивительная судьба выдающейся эстонской художницы могла бы стать сюжетом для сериала, игрового или документального фильма, где работы трех художников отразили бы почти целый век. Каждый из трех художников создал неповторимый мир: работы маслом Владимира Богаткина часто трагичны, в них спрессована густота и тяжесть переживаний, а рисунки, напротив, очень легки, несколькими штрихами передают ощущение момента, отобранное движение, характеризующее ситуацию. Третья художница спокойна и реалистична, ее кисти, например, принадлежит портрет юного принца Чарльза...

Лет десять назад мы заговорили с Валли о возможности снять такой фильм, она не возражала, предлагала мне написать сценарий, но как-то эта идея не нашла поддержки, не загорелся ни один продюсер, не нашлись средства. Теперь Валли не стало; у меня дома ее картины – от портрета моего отца до недавних пейзажей…

… Мне бы хотелось, чтобы в дни тревоги и страхов, общаясь друг с другом, мы бы не исходили из принципа: «В Европе один за другим совершаются теракты, а тут еще ты лезешь со своей ерундой!» Терроризм не должен отменить заботу о близких, уважение к посторонним, вежливость в обращении, ту общую доброжелательность, которая дается такими небольшими усилиями и невольно множит доброе расположение, хотя ее цепная реакция, конечно, гораздо медленнее, чем цепная реакция раздражения, грубости и ненависти.

Комментарии (2)
Copy

Ключевые слова

Наверх