Катитесь туда, откуда приехали: всегда ли это возможно?

Катрин Мерике Найман-Меткалф Фото: Из личного архива

Катрин Мерике Найман-Меткалф в разное время жила в Швеции, Эстонии, Англии, Боснии и Герцеговине, Латвии и Австрии, а еще работала, к примеру, в Косово, Сербии, Хорватии, Туркменистане, Арабских Эмиратах, Иордании, Грузии и Палестине. Она была последним госсекретарем Эстонии в изгнании и на данный момент работает профессором Таллиннского технического университета и заведующей кафедрой технологического права. Ее история началась в Швеции, где она появилась на свет в семье беженцев из Эстонии. Мы поговорим как о детстве, о средствах массовой информации, об изгнании, интеграции, так и об отношении людей к беженцам.

Родители Катрин попали в Швецию со своими родителями, будучи еще детьми. При воспоминаниях о жизни в лагере для беженцев, устроенном в теннисном холле, матери Катрин, Эдит, в первую очередь вспоминается тот факт, что местные приходили смотреть на военных эмигрантов через забор, словно на животных в зоопарке, ведь раньше в тех краях иностранцев никто не видел. Конфеты, которые приносили местные жители, доставляли детям огромную радость, но любопытствующие вынуждены были испытывать разочарование – эстонцы выглядели точь-в-точь, как сами шведы.

- Вы выросли в эстонской семье в Швеции, каким было Ваше детство?

- Я рано стала билингвом. Друзья семьи были преимущественно эстонцами, но, кроме нашей семьи, в том месте, где мы жили, эстонцев больше не было. Я ходила в шведскую школу, играли я и мой брат тоже в основном со шведскими детьми. Одни соседские дети всегда хотели играть с нами за домом. Мы с братом ничего не имели против, но мы не понимали, почему. Потом выяснилось, что родители наших соседей запрещали им играть с нами, поскольку дома мы говорили не на шведском языке. Странно во всем этом то, что мы долгое время жили в соседних домах, но так и остались чужими друг другу.

- Смогли ли вы, живя в Швеции, стать истинной шведкой?

- Проживая в Швеции, я придерживалась шведских правил. Я не чувствовала себя шведкой. Так и сейчас, когда я живу в Эстонии, мне не мешает, что мои русские соседи говорят на своем родном языке и едят русскую пищу – они часть нашего общества.

Моя сестра по-прежнему живет в Швеции, и у нее более светлые волосы и более голубые глаза, чем у среднестатистического шведа, и, тем не менее, недавно, когда у нее вышло какое-то недоразумение с соседом, тот со злостью крикнул ей через забор, что она «должна катиться туда, откуда приехала». Мы с сестрой родились в Швеции, и первой ее реакцией было: куда я должна катиться – на 5 километров севернее, туда, где родилась? Это действительно прискорбно, что даже иммигранты во втором поколении на своей новой родине не могут чувствовать себя полностью «своими», хотя они и живут по местным обычаям.

- Вы во многих странах занимались анализом структуры национального телерадиовещания и свободой средств массовой информации. Как предлагать представителям других культур решения, которые подходили бы их культурному пространству, но при этом помогали бы им развиваться в желаемом направлении?

- Я оказалась на работе в Туркменистане, поскольку президент принял решение о том, что в стране должна быть оппозиция, поэтому была созвана международная команда, чтобы поговорить о свободе СМИ. Между собой мы обсуждали, стоит ли ехать, если настоящей свободы слова там нет, но в то же время нам никто не запрещал говорить то, что мы хотим. Мы решили, что поскольку это может чему-нибудь научить хотя бы несколько людей, то это следует сделать. В Объединенных Арабских Эмиратах я в составе международной команды разработала правила освещения в СМИ считавшихся раньше табу тем, связанных с сексом. Конечно, нам приходилось считаться с местной культурой и контекстом и учить их в соответствии с их же видением – не существует одной модели, подходящей для всех стран.

- Что реально изменилось в результате реализованных вами реформ?

- Если государства сами движутся в направлении свободы, то нужна поддержка, которая помогла бы закрепить им эти старания. Много раз, в разных странах учитывались те рекомендации, которые я давала, например, относительно поправок к законам. В Боснии я была в то время, когда там только создавался департамент средств массовой информации, и, будучи деканом юридического факультета, я была приятно удивлена наличием хорошей местной компетенции, но иностранцы нужны были им для того, чтобы во враждебной обстановке (война только закончилась) общаться между собой. Когда я покидала Боснию, система уже справлялась собственными силами.

- В Швеции вы занимались рассмотрением ходатайств о предоставлении убежища, то есть принимали решения, получат ли беженцы международную защиту и смогут ли остаться в Швеции? Как вам кажется, нужны ли беженцы национальному государству или речь идет чисто об исполнении международного обязательства?

- Язык и культуру нужно защищать, но одно не исключает другого – мы не лишимся своей самоидентификации, если среди нас будет проживать больше иностранцев. Чем больше людей говорит на эстонском языке, тем больше вероятность того, что наш язык выживет. Я верю в то, что беженцы в эстонском обществе, скорее, дают основание для сохранения нашей культуры, а не разрушают ее. Тот факт, что, живя в Швеции, наша семья ела на Рождество кровяную колбасу, а не традиционные шведские блюда, нисколько не опасен с точки зрения стабильности шведского государства.

В то же время я придерживаюсь того мнения, что государство обязательно должно поддерживать национальную культуру и национальное телерадиовещание. Эстонии на государственном и национальном уровне нехватает уверенности в себе – открытость миру не умалит самоидентификации нашего государства. Если мы сами себе в этом не признаемся, то, скорее всего, навязываемая нам русификация все же возымеет действие.

- Каково, по вашему мнению, отношение эстонских СМИ к беженцам, иммигрантам и культурным различиям?

- Я склоняюсь к тому, что общее отношение, скорее, защищающее – зачастую происходят истории крайне националистического характера. И это понятно: Эстония - маленькое государство, не так давно получившее независимость. Поэтому на все чужое здесь смотрят, как на опасность. В то же время в этом выражается внутреннее отношение среднестатистического эстонца, его ценности. В Швеции на болезненные темы говорят не так, как хочется, а так, как нужно говорить – является ли это политкорректностью, сложно сказать.

Когда я приехала в Эстонию 8 лет назад, я сразу обратила внимание на то, что отношение, например, к евреям или чернокожим здесь высказывалось четко. В то же время в Швеции ультраправые входят в состав парламента, а у нас нет. То есть в Швеции поддержка радикальных мнений все же существует, хотя и не выражается открыто.

- Правильно ли я поняла, что, по вашему мнению, эстонские СМИ ясно выражают отношение среднестатистического эстонца к иммигрантам?

- В масс-медиа присутствует экстремизм, так же, как и среди обычных людей. Времена СССР по-прежнему оказывают свое воздействие на нас – мы были отрезаны от прогресса – эстонцы не имели дела с людьми других рас и культур.

Я приведу один личный пример, связанный с Англией. Моя свекровь-англичанка в детстве видела чернокожих людей только на картинках. Сейчас в своей повседневной жизни она сталкивается с представителями самых разных культурных принадлежностей, и она никогда не выражала по этому поводу никакого недовольства. В то же время недавно она поделилась со мной новостью о том, что одна ее знакомая вышла замуж за чернокожего, и проиллюстрировала свой рассказ такой фразой: «но он очень симпатичный». Этот пример показывает, что даже спустя почти 90 лет люди из другого культурного пространства так и не стали полностью своими.

- Живя в Эстонии, вы тоже сталкиваетесь с представителями других культур. Как вам кажется, приняты ли они нашим обществом?

- Есть те, кто не обращает внимания не то, что на улице им смотрят вслед. За время работы в ТТУ у меня сложилось впечатление, что наши иностранные студенты чувствуют себя здесь хорошо и довольны своей жизнью. В то же время у эстонцев и эстоноземельцев было мало времени для того, чтобы привыкнуть к иностранцам, поэтому само собой разумеется, что интеграция и ассимиляция беженцев требует времени. Дети моих брата и сестры в Швеции считают детей с другим цветом кожи настолько само собой разумеющимися, что они описывают или идентифицируют их не по цвету кожи, а по каким-то другим признакам.

- Вы очень толерантны, если не сказать положительно настроены, по отношению к культурным различиям. На ваш взгляд, «мультикультурность» не приводит к появлению проблем?

- Я думаю, что о темных сторонах и о проблемах нужно говорить открыто. Если безработица и преступность среди иммигрантов выше, и об этом нельзя говорить в интересах политкорректности, то предрассудков рождается еще больше. Вместо предотвращения нужно делать акцент на причинах и предлагать решения – что мы можем сделать, чтобы содействовать интеграции беженцев и других иммигрантов в наше общество.

Заметные культурные различия, такие, например, как ношение специальных головных уборов, несомненно, бросаются в глаза, и все же они не доставляют нам каких-либо проблем. Если говорить о совместном существовании разных религий, то по отношению к буддистам средний европеец настроен менее негативно, чем, например, к мусульманам.

Ислам в сознании обычных людей связан с терроризмом. Во время истории с Брейвиком я была в Израиле, и мне случилось смотреть новости по телевизору тогда, когда впервые рассказывали о стрельбе в Осло. Спустя 10 минут в студии уже находился эксперт по исламу. Такие необоснованные и вводящие в заблуждение связи неизбежно оказывают влияние на представления и настроения телезрителей. Но я бы спросила вот о чем: почему то, что кто-то является мусульманином, должно меня тревожить?

Если бы в Эстонии было еще 100 мусульман, что бы это изменило? В то же время я знаю, что моя первооснова и стиль жизни не являются типичными. У меня на Facebook есть друзья 50 разных национальностей – все они люди, которых я знаю в «реальной жизни». И, возможно, поэтому я зачастую забываю, что существуют люди, имеющие предрассудки.

В шведских семьях не принято много общаться с дальними родственниками, но при этом отрезанные от своей страны и культуры представители других культур в Швеции очень сильно поддерживают и помогают друг другу. Это можно воспринимать как опасность, поскольку они не интегрируются. Но есть и другая сторона – можно у них учиться – как выживать и как почитать свои семейные традиции.

- Вы жили и работали в разных странах. Если бы теперь, когда вы обосновались в Эстонии, вашим соседом стал беженец, какие чувства это бы в вас вызвало?

- Мое поведение точно бы не изменилось, поскольку я знаю, что значит начало новой жизни на новой родине. Я сама была в ситуации, когда не знаешь языка и не представляешь, что тебе делать. Скорее, это было бы очень интересно: у людей с другой культурной принадлежностью всегда есть чему поучиться!

Материал подготовлен в рамках проекта Международной организации по миграции (IOM Tallinn) «Повышение осведомленности и толерантности общественности в Эстонии: беженцы, перемещенные лица и иммигранты»(PAREM). Мероприятие софинансируют Европейский союз через Европейский фонд беженцев и Министерство внутренних дел Эстонской Республики.