Коллекционер и историк моды прибыл в Таллинн, чтобы открыть выставку «Поэзия и сплин. Женский образ викторианской эпохи и костюмы из коллекции Александра Васильева».
Александр Васильев и его чувство моды (1)
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Это уже вторая выставка Васильева в нашем Художественном музее. Первая, прошедшая в 2014 году, называлась «Модное торжество» и была посвящена стилю ар-деко. Грядет и третья – ее экспонатами станут наряды в югендстиле.
Эпоха траура и веселья
– Выставка называется «Поэзия и сплин». Я не знаю, вы ли выбрали это название...
– Нет, ее так назвала куратор выставки Эха Комиссаров.
– Так или иначе: что для вас поэзия и сплин в викторианской моде?
– Это в том числе поэзия траура. Траур был частью викторианской культуры с 1861 года, когда королева Виктория потеряла мужа, принца Альберта. Траурные платья – часть эпохи, как и волосяные украшения, и печальные фотографии...
С другой стороны, это была эпоха не только печали и сплина. Викторианское время – это еще и время веселья. Индустриальная революция прошлась колесом по всей Европе, задела и Россию: железные дороги, швейные машинки, анилиновые красители, пароходы... Алмазные копи, добыча каучука, первые продукты переработки нефти и каменного угля – все это сделало викторианскую эпоху еще и эпохой первых миллионеров. Ведь никогда раньше богатство не считали миллионами. В то время появились огромные магазины, почтовые марки, унитазы, наконец. Все это облегчило жизнь людей. Может, не так, как облегчил ее XX век, когда появились стиральная машина и кухонный комбайн, но все-таки жизнь сделала гигантский скачок вперед.
Индустриальная революция, само собой, отразилась и на моде – на количестве производимой одежды, на качестве красок, ткани. Почти все устройства из сферы женского белья основаны на индустриальной революции. Я имею в виду кринолины и турнюры с металлическими каркасами, подвязки с каучуковыми резинками...
– Викторианская мода была последним писком еще и в плане технологии?
– Да, и многое стало значительно проще. В мир украшений вторглась штамповка, появилась бижутерия – а ведь до того украшениями занимались только ювелиры. Мануфактуры запустили массовое производство чулок, перчаток, даже обуви. Безусловно, это вклад в развитие культуры человечества.
– И мода стала доступна не только аристократам, но и...
– Горожанам. До пролетариата она не дошла. Именно тогда появился термин «мещанство»: что-то еще не буржуазное, но уже и не пролетарское.
– Когда викторианская эпоха умерла окончательно, перед Первой мировой войной...
– Я бы сказал, что викторианская эпоха закончилось в 1901 году со смертью Виктории. Следующая эпоха, эдвардианская, была для женщин бескорсетной. Именно тогда началась борьба за женскую эмансипацию – суфражистки хотели, чтобы женщина могла курить в обществе, носить брюки и короткие волосы. Это период недолгий, но очень важный. А уж в 1920-е годы произошла полная либерализация...
– Я именно об этом времени хотел спросить: в 1920-е сложилось мнение, что викторианцы были очень чопорными и лицемерными людьми. Как, по-вашему, это правда?
– Чопорность, мне кажется, проявлялась в очень солидном институте семьи, который сегодня полностью разрушен. Единственным кормильцем тогда был отец, мать должна была быть красивой и заботливой... Сегодня наоборот: мать – кормилица, а муж часто и некрасивый, и незаботливый, да? Дети во всем должны были слушаться родителей, они не могли диктовать, какой айфон им покупать, не могли качать права, мол, «не поднимай на меня руку, я на тебя напишу жалобу в полицию»... В викторианскую эпоху существовали рамки. Сегодня, если ты вышел на улицу в рваных штанах, это очень даже хорошо. Во времена Виктории тоже были рваные штаны, но их носил Оливер Твист – и только в худшие дни своей жизни!
Торжество неумелых ручек
– Говорят, якобы викторианцы доходили до того, что одевали ножки стола в чулочки, потому что ножки – это почти ноги, а голые женские ноги – это неприлично...
– Я лично не видел ни одной картины или фотографии с «одетыми» ножками стола.
– В том и дело: это миф, но распространенный.
– Ну так что его вспоминать? А мебель тогда была удобная и качественная. Любопытно, что до нас дошло множество предметов викторианской мебели – в отличие от мебели 1960-х и 1970-х, которая была сделана из таких плохих ДСП, что уже развалилась. А викторианская мебель нам служит, и мы ею восхищаемся. Это была эпоха высокого качества жизни. (Обводит помещение выставки рукой.) Посмотрите: все эти платья сделаны из натуральных тканей. Прошло 150 лет – и они сохранились! Цвет, структура, фактура, крой... Потрясает, сколько заботы люди вкладывали в наряды в тот железный, по сути, век, когда ведь уже появилась штамповка.
В эдвардианское время был последний всплеск ручного изготовления вещей, а потом все те, кто умел что-то делать руками, ушли на войну – и большинство погибло, а те, кто вернулись, чуть-чуть обучили других, но качество упало. Стиль ар-деко, пришедший на смену ар-нуво, – это стиль неумелых ручек.
Я согласен, XIX век не создал больших стилей, кроме ар-нуво, появившегося из японизма около 1889 года. Но эти люди могли построить Эйфелеву башню – без крана! А нам сейчас нужен кран. Они строили метро – без экскаваторов! Лондонский метрополитен открылся в 1863 году, потом было метро в Будапеште, в Париже. Они изобрели автомобиль и, более того, унитаз, которым мы до сих пор пользуемся минимум три раза в день! И это все – викторианство.
– В ХХ веке мода часто подчеркивала женскую сексуальность, а в викторианскую эпоху?
– Мода тогда совершенно не подчеркивала сексуальность. Зато деторождаемость была великолепной! А сейчас мы подчеркиваем сексуальность при минусовой рождаемости...
– Заслуга контрацепции?
– Я думаю, не только. Сегодня женщины так долго хотят нравиться, быть востребованными, что у них нет времени быть матерями.
– Что могут почерпнуть в викторианской моде современные женщины?
– Сейчас викторианство в моде: черные кружева, подвязки, шляпы. (Показывает на предмет одежды рядом.) Это вообще-то халат для беременной женщины, но сегодня – сегодня это было бы платье для подиума, высокая мода!
– Викторианские мужчины из высшего общества ходили в стильных костюмах. Сегодня такие костюмы актуальны?
– Да, актуальны, но у нас почти ни у кого уже нет фигур для таких костюмов. В ХХ веке мы стали есть модифицированную пищу со всевозможными добавками, которые, оставаясь в нашем организме после переваривания пищи, идут в рост. Начиная с пшеницы и фруктов и заканчивая курицей и рыбой – везде есть эти добавки. Все хотят быстрых урожаев! И мы сами в итоге превращаемся в быстрый урожай. Эти костюмы требуют хорошей фигуры. Я сам за жилеты, но когда у человека живот, жилет выглядит нелепо.
Первое платье за десять рублей
– Если говорить об истории моды – у вас есть любимая эпоха?
– У меня в коллекции 55 тысяч предметов одежды, это одна из самых больших в мире частных коллекций – и она постоянно пополняется. Я отец огромного количества «детишек» и люблю весь мой детский сад. И постоянно влюбляюсь во что-то новое. Кстати, некоторые представленные на выставке в KUMU платья мы никогда не выставляли, и они в таком виде, на манекенах, – премьера даже для меня.
Сохранить подобную коллекцию очень трудно. Ткань старится от света, от температуры, от времени, она боится насекомых. К счастью, у меня есть огромное хранилище в Литве, в Музее декоративных искусств в Вильнюсе. Пока что Литва – единственная страна, которая дала мне хранилище такого размера...
– Сколько там предметов одежды?
– Около 40 тысяч – конечно, не на манекенах. И у меня есть небольшой офис в Париже, предоставленный мэрией, 72 метра – для Парижа это много – в доме, где я живу, в пятнадцатом аррондисмане, на Левом берегу, поблизости от Эйфелевой башни. Там можно делать маленькие выставочки, хранить библиотеку и новые поступления. Наконец, есть хранилище в Москве, на ВДНХ.
Однако сегодня в связи со взлетом национализма в России – я не боюсь этих слов – россиян интересует все русское и советское. Викторианство, французский кутюр, Диор, Шанель – это им не нужно. Они хотят национальную тему, поэтому Эрмитаж выставляет Зайцева, а у меня на ВДНХ есть роскошная выставка «Кино и мода» – гардеробы советских кинозвезд. Другая моя выставка – костюмы Бакста в ГМИИ им. Пушкина.
Кроме того, я много работаю в Прибалтике – и очень тут счастлив. У меня сейчас две выставки в Латвии: одна в Вентспилсе – про свадебную моду, другая в Лиепае – про моду курортную. Эту вторую выставку я, если получится, привезу в Пярну. В Вильнюсе у меня перманентная выставка. Но все равно 80 процентов вещей лежат в хранилищах.
– Вы помните свое самое первое платье?
– Да, помню. Я приобрел его, когда мне было 16 лет. Я жил тогда в Москве – в Париж я переехал, когда мне было 23 года, – и моя тетя, пианистка Ирина Васильева, имея хорошие связи в обществе, предложила мне платье XIX века, начала 1880-х годов, принадлежавшее семье калужских купцов. Оно обошлось мне в десять рублей, тогда это были большие деньги. Но я был очень доволен. Потом мне стали предлагать другие платья, так и пошло...
– Вы их активно искали?
– Да. Интернета тогда не было, и я вешал объявления на водосточных трубах в старых районах: куплю такие-то платья, вышивки и так далее. Объявления с отрезными телефонами. Потом я в 1982 году приехал в Париж, где начался период блошиных рынков. Тогда там было всего полно, XX век вообще ничего не стоил, XIX век стоил недорого. Это сейчас он стоит безумных денег, но мне повезло.
Потом начался мой период eBay, популярного сетевого аукциона, открывшегося десять лет назад. Я скупил там все, что мог. Я самый активный покупатель на огромных аукционах в Нью-Йорке, Лондоне и Париже, мне то и дело присылают каталоги: вот мода эпохи Наполеона, вот викторианская, а вот Поль Пуаре, а вот Мариано Фортуни... В зависимости от того, сколько я заработал на выставках, книгах, лекциях, передачах и выездных школах, я могу себе что-то позволить. В Фонде Александра Васильева работает 25 человек, в том числе 12 реставраторов, и они без конца трудятся над тем, чтобы привести мою коллекцию в порядок. Сейчас я готовлю большие выставки в Венеции, Брюсселе, Лилле, Ливерпуле... Неплохо, а?
Вырастут ли дети аристократами?
– Что будет с коллекцией дальше? Каковы перспективы создания постоянного музея?
– Без помощи государства это невозможно. Даже Третьяков не смог – он подарил свою коллекцию городу. Мне нужна помощь умной страны, которая осознает ценность коллекции. Это точно будет не Франция – там уже есть два музея моды с сотнями тысяч экспонатов, собиравшихся полтора века, я просто не могу с ними конкурировать.
– Это может быть ваша родная Россия?
– Или моя родная Литва. Я ведь литовский гражданин. Я родился в Москве, но мой дедушка со стороны мамы – литовский поляк, и я имел право на гражданство. Плюс реституция имения: один гектар земли, красивый старинный деревянный двухэтажный дом 1912 в парковой зоне. Обожаю этот дом, я там рос. Потом там сделали коммунальные квартиры, а после реституции он стал моим.
– Про кутюрье говорят, что они – законодатели мод, но вы пошли дальше и стали другой ветвью власти – судебной. Насколько передача «Модный приговор» влияет на моду в России?
– Очень сильно. Люди стали задумываться: «А эти вещи как-то совместимы? Не вышли ли они из моды? А мне они идут или нет? А это уместно – одеваться так с утра или лучше надеть это вечером?» Если кто-то после программы задает себе хотя бы эти четыре вопроса, я уже счастлив.
– Иногда героиням передачи не нравится то, что с ними делают стилисты. Что лучше – блистать, но ощущать себя не в своей тарелке или наоборот?
– Это личный выбор каждого. Есть люди, которые хотят внимания, и люди, которые ненавидят внимание. Нельзя заставить того, кто обожает внимание, одеться невзрачно: человек-то хочет щеголять в «леопарде» и блестках!
– Возможно ли развить в себе вкус?
– Можно ли развить музыкальный слух? Да, но до определенной степени. Так и вкус. Но дело здесь не в генах. Вкус – то, что прививается в семье. Первые игрушки, цвет обоев, одежды, музыка, которую слышит ребенок, книги, которые ему дают читать, домашние животные, с которыми ему дают играть. Наконец, друзья, с которыми его знакомят, и дома, куда его приводят. Все это формирует вкус ребенка. И если у него с детства висят над колыбелькой плюшевые олени и пластмассовые погремушки всех цветов, если мама с папой разговаривают на матерном, она в «леопарде», он в татуировках и все время пьян, чего вы хотите от ребенка? Вернемся к выставке: я смотрю на викторианских детей (показывает на фотографии на стенах) и понимаю, что все они вырастут аристократами. Это ясно по всему: как ребенок поставил ногу, как держит руку, как его одели, причесали. А если ребенку с детства говорят: ты можешь стоять на голове; ты можешь какать в саду; ты можешь держать палец в носу – чего от ребенка ждать? Вкус – это тоже форма эстетического воспитания.
Справка «ДД»:
Александр Александрович Васильев родился 8 декабря 1958 года в Москве. Окончил постановочный факультет Школы-студии МХАТ, работал художником по костюмам в Театре на Малой Бронной. В 1982 году переехал в Париж, где работал декоратором для французских театров.
С 1994 года читает лекций и проводит мастер-классы в разных университетах мира. С 2000 года руководит фестивалем «Поволжские сезоны Александра Васильева» в Самаре. Радио– и телеведущий («Портреты великих модников», «Модный приговор» и т.д.)
Собрал коллекцию костюмов, которые выставлялись в Европе, Азии, Австралии и Америке. Регулярно организует посвященные моде выставки. Сайт Фонда Александра Васильева: vassiliev.com.ru.